Эпигенетика: передаются ли психические травмы по наследству?
В последнем сезоне одного из моих любимых сериалов, The Affair (который на русский язык перевели как «Любовники») появляется персонаж, изучающий эпигенетику (S05E06). Пока его знакомая занимается своими делами, он ей рассказывает:
«Существует заблуждение, что травма передается по наследству из поколения в поколение. Это не совсем так, но правда, что дети родителей, переживших травму, сильнее реагируют на собственные стрессоры-триггеры, чем дети не травмированных родителей. Поэтому, типа, если мы с тобой оба переживем травмирующее событие, то у тебя с большей вероятностью появятся панические атаки или ПТСР [посттравматическое стрессовое расстройство] в связи с этими воспоминаниями, чем у меня, потому что твои родители травмированные, а мои нет. Ну, гипотетически. Паттерн достаточно очевидный. Дети травмированных родителей просто более чувствительные. Они испытывают стресс и ощущение угрозы гораздо острее, потому что предрасположены к этому».
Надо отметить, что в течение всего сериала с разных сторон раскрывается тема травмы и ее влияния на отношения между людьми, а в четвертом сезоне одна из героинь даже едет на конференцию изучать EMDR (Eye Movement Desensitization and Reprocessing, Десенсибилизация и переработка движением глаз, ДПДГ – психотерапевтический подход, один из самых интригующих доказательных подходов по работе с психологической травмой). Там чуть ли не целая серия посвящена демонстрации сессии ДПДГ, так что можно поблагодарить авторов сериала за популяризацию психотерапии.
«Существует заблуждение, что травма передается по наследству из поколения в поколение. Это не совсем так, но правда, что дети родителей, переживших травму, сильнее реагируют на собственные стрессоры-триггеры, чем дети не травмированных родителей. Поэтому, типа, если мы с тобой оба переживем травмирующее событие, то у тебя с большей вероятностью появятся панические атаки или ПТСР [посттравматическое стрессовое расстройство] в связи с этими воспоминаниями, чем у меня, потому что твои родители травмированные, а мои нет. Ну, гипотетически. Паттерн достаточно очевидный. Дети травмированных родителей просто более чувствительные. Они испытывают стресс и ощущение угрозы гораздо острее, потому что предрасположены к этому».
Надо отметить, что в течение всего сериала с разных сторон раскрывается тема травмы и ее влияния на отношения между людьми, а в четвертом сезоне одна из героинь даже едет на конференцию изучать EMDR (Eye Movement Desensitization and Reprocessing, Десенсибилизация и переработка движением глаз, ДПДГ – психотерапевтический подход, один из самых интригующих доказательных подходов по работе с психологической травмой). Там чуть ли не целая серия посвящена демонстрации сессии ДПДГ, так что можно поблагодарить авторов сериала за популяризацию психотерапии.
Что же за загадочная наука такая – эпигенетика, которой находится место даже в сериалах? И зачем нам с вами знать, что такое экспрессия генов? За ответами на этот вопрос обратимся к статье, в которой Alana Furneaux пытается разобраться, какие существуют на данный момент свидетельства в пользу влияния наших травм на последующие поколения:
«Как прошлое ваших бабушек и дедушек влияет на ваше будущее»
«В течение последнего десятилетия появляется все больше исследований, посвященных наследуемости травмы. Это интересная тема, которая раньше считалась неправдоподобной. Как проблемы ваших бабушек и дедушек могут передаться вам, если вы сами не сталкивались с ними?
Концепция эпигенетики стала завоевывать популярность, когда Natan Kellerman в своем обзоре (2013) исследовал эффект, который оказали кровавые бесчинства Холокоста на три поколения потомков выживших. Было обнаружено, что дети и внуки выживших были особенно уязвимы к стрессу, по сравнению с общей популяцией. В теории считалось, что такая передача вызвана скорее факторами среды, такими как особенности поведения родителей при воспитании детей. Келлерман, однако, предположил, что биологическая память опыта предков может передаваться по наследству.
Тем не менее, в отличие от большинства генетических заболеваний, эта передача вызвана не мутациями самого генетического кода. Вместо этого травмирующие события в жизни человека, по всей видимости, меняют то, как генетические изменения проявляются в детях и внуках. Этот процесс и называется «эпигенетикой», то есть изменениями в экспрессии [выраженности, «включении» или «выключении»] генов без изменений в самом коде ДНК.
«В течение последнего десятилетия появляется все больше исследований, посвященных наследуемости травмы. Это интересная тема, которая раньше считалась неправдоподобной. Как проблемы ваших бабушек и дедушек могут передаться вам, если вы сами не сталкивались с ними?
Концепция эпигенетики стала завоевывать популярность, когда Natan Kellerman в своем обзоре (2013) исследовал эффект, который оказали кровавые бесчинства Холокоста на три поколения потомков выживших. Было обнаружено, что дети и внуки выживших были особенно уязвимы к стрессу, по сравнению с общей популяцией. В теории считалось, что такая передача вызвана скорее факторами среды, такими как особенности поведения родителей при воспитании детей. Келлерман, однако, предположил, что биологическая память опыта предков может передаваться по наследству.
Тем не менее, в отличие от большинства генетических заболеваний, эта передача вызвана не мутациями самого генетического кода. Вместо этого травмирующие события в жизни человека, по всей видимости, меняют то, как генетические изменения проявляются в детях и внуках. Этот процесс и называется «эпигенетикой», то есть изменениями в экспрессии [выраженности, «включении» или «выключении»] генов без изменений в самом коде ДНК.
Изучение этой темы продолжилось в 2015 году, когда в исследовании (Yehuda et al., 2016) приняли участие 32 человека, переживших Холокост, и 22 их ребенка, а также маленькая контрольная группа из восьми человек. Ученые выявили у детей, чьи родители пережили Холокост, эпигенетические изменения гена, который связан с уровнем кортизола – гормона, участвующего в реакции на стресс.
Это невероятное открытие имело далеко идущие последствия. Это означало, что жизненный опыт, особенно травмирующий, влияет на биологические изменения в организме ваших потомков в последующих поколениях.
И все же исследование Yehuda и коллег быстро было подвергнуто критике по ряду причин. Во-первых, ученые исследовали кровь, которая состоит из разных видов клеток, поэтому сложно однозначно говорить о причинах изменений, отмеченных у испытуемых. Во-вторых, исследование рассматривало только маленький набор генов – пресловутую каплю в океане человеческого генома. Не изучив несколько поколений и не погрузившись в более подробное рассмотрение генома, мы не можем утверждать окончательно, что какие-то из изменений вызваны эпигенетическими факторами наследственности.
Несмотря на то, что эпигенетические свидетельства могут показаться увлекательными, нам необходимо интерпретировать их с осторожностью. Идея о том, что наша среда влияет на экспрессию генов, – это общепризнанная, научно обоснованная теория. А вот доказательств того, что этот процесс происходит и между поколениями, пока не хватает, и методологические недочеты в исследованиях не помогают разобраться в этом вопросе.
Это не значит, что нам нужно полностью отказаться от предположений об эпигенетической наследуемости травмы. Контролируемые эксперименты, которые позволили применить эмпирический подход к изучению эпигенетики, помогли обнаружить эффект травмы на последующие поколения у мышей (Dias & Ressler, 2013). В рамках эмпирического исследования ученые строго контролировали окружение и размножение мышей.
Это невероятное открытие имело далеко идущие последствия. Это означало, что жизненный опыт, особенно травмирующий, влияет на биологические изменения в организме ваших потомков в последующих поколениях.
И все же исследование Yehuda и коллег быстро было подвергнуто критике по ряду причин. Во-первых, ученые исследовали кровь, которая состоит из разных видов клеток, поэтому сложно однозначно говорить о причинах изменений, отмеченных у испытуемых. Во-вторых, исследование рассматривало только маленький набор генов – пресловутую каплю в океане человеческого генома. Не изучив несколько поколений и не погрузившись в более подробное рассмотрение генома, мы не можем утверждать окончательно, что какие-то из изменений вызваны эпигенетическими факторами наследственности.
Несмотря на то, что эпигенетические свидетельства могут показаться увлекательными, нам необходимо интерпретировать их с осторожностью. Идея о том, что наша среда влияет на экспрессию генов, – это общепризнанная, научно обоснованная теория. А вот доказательств того, что этот процесс происходит и между поколениями, пока не хватает, и методологические недочеты в исследованиях не помогают разобраться в этом вопросе.
Это не значит, что нам нужно полностью отказаться от предположений об эпигенетической наследуемости травмы. Контролируемые эксперименты, которые позволили применить эмпирический подход к изучению эпигенетики, помогли обнаружить эффект травмы на последующие поколения у мышей (Dias & Ressler, 2013). В рамках эмпирического исследования ученые строго контролировали окружение и размножение мышей.
В своем исследовании Dias и Ressler продемонстрировали межпоколенческое влияние травмы, связанной с запахом. Исследователи, похоже, нашли новое применение печально известному «Ящику Скиннера» [лабораторному прибору, который бихевиорист Беррес Фредерик Скиннер использовал для изучения поведения животных]: они распыляли эцетофенон (ароматическую жидкость с запахом цветков вишни) в клетке взрослых самцов мышей, одновременно пуская заряд электрического тока к их лапкам. После того, как эта процедура повторялась несколько раз, у мышей появлялась ассоциация между запахом и болью.
Как только у мышей появлялась обусловленная связь между запахом и болью, их скрещивали с самками мышей. К удивлению ученых, когда детеныши этих мышей чувствовали запах ацетофенона, они реагировали более сильным страхом, чем детеныши мышей, которые не были обучены бояться запаха.
Как же мы можем удостовериться, что детеныши не научились бояться запаха у своих родителей? Дело в том, что они росли с мышами, которые не были их родственниками и которые никогда не сталкивались с этим запахом. При этом следующее поколение мышат – «внуки» первоначальных мышей – тоже проявляли сверхчувствительность к тому же запаху.
Во многом это напоминало наблюдения Келлермана о чувствительности потомков к травме: второе и третье поколения мышей, по всей видимости, не боялись запаха, но проявляли повышенную чувствительность к нему. Это важно, поскольку у потомства не всегда проявляются в точности те же черты, что у их предков.
Эти открытия крайне занимательны, хоть и чрезвычайно редки, особенно когда речь идет об исследовании млекопитающих, включая мышей. Если бы мы установили, как черты личности могут проявляться в результате жизненного опыта или даже, что было бы еще более заманчиво, как они проявляются у наших потомков, это стало бы революцией и в корне изменило бы психологию и многие области медицины. Эти механизмы по-прежнему недостаточно изучены, но со временем и благодаря кропотливой научной работе, мы можем прийти к пониманию того, как наши переживания формируют жизни последующих поколений».
Окей, получается, что пока данные противоречивые, выводы делать рано.
Как только у мышей появлялась обусловленная связь между запахом и болью, их скрещивали с самками мышей. К удивлению ученых, когда детеныши этих мышей чувствовали запах ацетофенона, они реагировали более сильным страхом, чем детеныши мышей, которые не были обучены бояться запаха.
Как же мы можем удостовериться, что детеныши не научились бояться запаха у своих родителей? Дело в том, что они росли с мышами, которые не были их родственниками и которые никогда не сталкивались с этим запахом. При этом следующее поколение мышат – «внуки» первоначальных мышей – тоже проявляли сверхчувствительность к тому же запаху.
Во многом это напоминало наблюдения Келлермана о чувствительности потомков к травме: второе и третье поколения мышей, по всей видимости, не боялись запаха, но проявляли повышенную чувствительность к нему. Это важно, поскольку у потомства не всегда проявляются в точности те же черты, что у их предков.
Эти открытия крайне занимательны, хоть и чрезвычайно редки, особенно когда речь идет об исследовании млекопитающих, включая мышей. Если бы мы установили, как черты личности могут проявляться в результате жизненного опыта или даже, что было бы еще более заманчиво, как они проявляются у наших потомков, это стало бы революцией и в корне изменило бы психологию и многие области медицины. Эти механизмы по-прежнему недостаточно изучены, но со временем и благодаря кропотливой научной работе, мы можем прийти к пониманию того, как наши переживания формируют жизни последующих поколений».
Окей, получается, что пока данные противоречивые, выводы делать рано.
Но представьте себе, как было бы полезно учитывать такие факторы, как семейная история психических травм, в здравоохранении! Хороший врач при осмотре пациента спрашивает о наследственности: болел ли кто-то в семье диабетом или онкологическими заболеваниями, например. Возможно, имело бы смысл в подробную клиническую беседу добавлять вопросы не только о раннем опыте жизни, которые многие зарубежные специалисты уже стараются внедрять в стандарты педиатрической практики, например (о неблагоприятном детском опыте – Adverse Childhood Eperience, ACE – я напишу отдельную заметку), - но и о семейной истории травм, чтобы выявлять предрасположенность пациентов к депрессии, тревожным расстройствам, зависимым формам поведения, расстройствам пищевого поведения, психосоматическим расстройствам и так далее.
Разумеется, это пока только мечта, не имеющая под собой достаточного научного обоснования. Но если внук человека с диабетом знает, что стоит регулярно сдавать анализ крови и следить за питанием и физической нагрузкой, чтобы не повторить судьбу деда, то почему бы дочери женщины, пережившей в детстве жестокое обращение, не приложить дополнительных усилий для развития навыков стрессоустойчивости и ментальной гигиены?
Разумеется, это пока только мечта, не имеющая под собой достаточного научного обоснования. Но если внук человека с диабетом знает, что стоит регулярно сдавать анализ крови и следить за питанием и физической нагрузкой, чтобы не повторить судьбу деда, то почему бы дочери женщины, пережившей в детстве жестокое обращение, не приложить дополнительных усилий для развития навыков стрессоустойчивости и ментальной гигиены?
References
Dias, B. G., & Ressler, K. J. (2013). Parental olfactory experience influences behaviour and neural structure in subsequent generations. Nature Neuroscience, 17, 89-96.
Kellerman, N. P. (2013). Epigenetic transmission of Holocaust trauma: Can nightmares be inherited? The Israel Journal of Psychiatry and Related Sciences, 50(1), 33-39.
Yehuda, R., Daskalakis, N. P., Bierer, L. M., Bader, H. N., Klengel, T., Holsboer, F., & Binder, E. B. (2016). Holocaust exposure induced intergenerational effects on FKBP5 methylation. Biological Psychiatry, 80(5), 372-380.
Dias, B. G., & Ressler, K. J. (2013). Parental olfactory experience influences behaviour and neural structure in subsequent generations. Nature Neuroscience, 17, 89-96.
Kellerman, N. P. (2013). Epigenetic transmission of Holocaust trauma: Can nightmares be inherited? The Israel Journal of Psychiatry and Related Sciences, 50(1), 33-39.
Yehuda, R., Daskalakis, N. P., Bierer, L. M., Bader, H. N., Klengel, T., Holsboer, F., & Binder, E. B. (2016). Holocaust exposure induced intergenerational effects on FKBP5 methylation. Biological Psychiatry, 80(5), 372-380.