Как и зачем говорить о ментальном здоровье
Стигматизация по поводу психического здоровья: чем это опасно и как можно общими усилиями с ней бороться.
У психического здоровья большие проблемы с имиджем – и даже, к сожалению, не только в нашей стране. Но ведь на самом деле по всему миру примерно каждый четвертый человек страдает от тех или иных психических проблем и нарушений. При этом более чем в 40% стран вообще не предусмотрена государственная политика в отношении психологической помощи населению. А главное - почти нигде особенно не знают, как подступиться к душевному здоровью и как говорить о нем уважительно и ответственно.
Стигматизация и дискриминация – это два главных препятствия на пути продуктивного общественного диалога на тему психического здоровья и принятия соответствующих мер. При этом исследования показывают, что стигма оказывает существенное влияние на состояние здоровья – как психического, так и физического. Такой вот порочный круг. Одна из предпосылок появления разного рода стигм (не только в отношении психического здоровья) – это отсутствие психологической гибкости: ригидность, закостенелость привычных способов реагирования на внешние события и внутренние переживания.
Именно с целью дестигматизации и развенчания стереотипов я веду небольшой блог, провожу лекции и вебинары от имени проекта «Душе полезно». Мне хотелось бы, чтобы люди смогли с пониманием относиться к собственному внутреннему разладу, не прячась за стыдом и самообвинением. Известно, что психологическая гибкость – это навык, который можно развивать и который значительно расширяет репертуар поведения, восприятия и взаимодействия с людьми. А значит, это прямой путь к тому, чтобы обращаться с чужими страданиями с большей чуткостью и намерением помочь.
Как же избавиться от стигмы и помочь друг другу увидеть более широкую и адекватную картину того, что происходит в сфере психического здоровья? Начнем с простого: часто действительно всё упирается в коммуникацию и слова, в которые мы облекаем явления, кажущиеся непонятными и опасными. Как же говорить о психическом здоровье с позиции большей информированности? Причем не только друг с другом, но и в формате массовой коммуникации?
Стигматизация и дискриминация – это два главных препятствия на пути продуктивного общественного диалога на тему психического здоровья и принятия соответствующих мер. При этом исследования показывают, что стигма оказывает существенное влияние на состояние здоровья – как психического, так и физического. Такой вот порочный круг. Одна из предпосылок появления разного рода стигм (не только в отношении психического здоровья) – это отсутствие психологической гибкости: ригидность, закостенелость привычных способов реагирования на внешние события и внутренние переживания.
Именно с целью дестигматизации и развенчания стереотипов я веду небольшой блог, провожу лекции и вебинары от имени проекта «Душе полезно». Мне хотелось бы, чтобы люди смогли с пониманием относиться к собственному внутреннему разладу, не прячась за стыдом и самообвинением. Известно, что психологическая гибкость – это навык, который можно развивать и который значительно расширяет репертуар поведения, восприятия и взаимодействия с людьми. А значит, это прямой путь к тому, чтобы обращаться с чужими страданиями с большей чуткостью и намерением помочь.
Как же избавиться от стигмы и помочь друг другу увидеть более широкую и адекватную картину того, что происходит в сфере психического здоровья? Начнем с простого: часто действительно всё упирается в коммуникацию и слова, в которые мы облекаем явления, кажущиеся непонятными и опасными. Как же говорить о психическом здоровье с позиции большей информированности? Причем не только друг с другом, но и в формате массовой коммуникации?
Прощай, стигма!
Легко сказать, конечно. Журналист Эндрю Соломон (Andrew Solomon) вполне подтверждает мои пессимистичные представления о плачевном статусе психического здоровья в обществе: «Люди все еще думают, что стыдно иметь психическое заболевание. Они думают, что оно является проявлением их личной слабости. Это будто бы похоже на провал. Если у их детей есть психическое нарушение, они уверены, что это знак их провала как родителей». Эту стигму мы накладываем сами на себя и передаем из поколения в поколение, и в результате нам трудно думать и говорить не только о чужих, но и о своих собственных психологических проблемах.
Почему же это так трудно? По мнению нейробиолога Сары Каддик (Sarah Caddik), ответ кроется в том, что душа нам гораздо менее понятна, чем тело: «Стоит только заговорить о своем сознании, как люди начинают ёрзать на стуле, потому что сознание ассоциируется с тем, кто мы такие в глобальном смысле: что я за человек, о чем думаю, чего боюсь, на что надеюсь, к чему стремлюсь – со всем сразу». Действительно, полуторакилограммовую массу в черепе гораздо сложнее понять, чем, скажем, сломанную ногу, но это вовсе не значит, что душа болит не так сильно.
Один из выдающихся активистов в области психического здоровья Викрам Пател (Vikram Patel) объясняет это так: «Когда ощущаешь себя несчастным, это может восприниматься как часть тебя самого или как продолжение твоего социального окружения, и применение таких биометрических ярлыков, как депрессия, например, иногда нелегко принять». Тем не менее, понимание той же депрессии как болезни, а не как личного изъяна или непоправимой ошибки для многих пациентов иногда становится первым шагом к выздоровлению. Если это болезнь, то, во-первых, нет повода себя ругать за мнимую лень и прочие надуманные недостатки, а во-вторых, ее можно вылечить. Мне кажется, ради этого стоит подумать о том, как можно избавиться от многовековой стигмы уже сейчас, чтобы открыть путь для искреннего и адекватного обсуждения.
Шаг первый: забудьте про связь психических болезней с криминальными наклонностями
Нам в среднем свойственно молниеносно строить умозаключения по поводу людей с психическими заболеваниями. Или даже еще лучше – группировать их по принципу того, к каким преступлениям они больше всего склонны. Время от времени происходят, например, такие немыслимые массовые убийства, как в Виргинском политехническом институте в 2007 году или в Перми в школе №127 в 2018. И тут же у общественности возникают вопросы: «А почему люди не знали, что у него биполярное расстройство?» или «Была ли у него/нее шизофрения?» Многие сразу делают выводы, что, мол, все, у кого есть биполярное расстройство способны выйти на улицу и расстрелять толпу людей – или что «шизофреникам» не место среди «нормальных». Сама фраза «состоял на учете в психоневрологическом диспансере» в новостных сводках рождает одновременно и панику («О нет, он был сумасшедший!»), и облегчение («А, он был сумасшедший, ну тогда всё понятно!»).
Легко сказать, конечно. Журналист Эндрю Соломон (Andrew Solomon) вполне подтверждает мои пессимистичные представления о плачевном статусе психического здоровья в обществе: «Люди все еще думают, что стыдно иметь психическое заболевание. Они думают, что оно является проявлением их личной слабости. Это будто бы похоже на провал. Если у их детей есть психическое нарушение, они уверены, что это знак их провала как родителей». Эту стигму мы накладываем сами на себя и передаем из поколения в поколение, и в результате нам трудно думать и говорить не только о чужих, но и о своих собственных психологических проблемах.
Почему же это так трудно? По мнению нейробиолога Сары Каддик (Sarah Caddik), ответ кроется в том, что душа нам гораздо менее понятна, чем тело: «Стоит только заговорить о своем сознании, как люди начинают ёрзать на стуле, потому что сознание ассоциируется с тем, кто мы такие в глобальном смысле: что я за человек, о чем думаю, чего боюсь, на что надеюсь, к чему стремлюсь – со всем сразу». Действительно, полуторакилограммовую массу в черепе гораздо сложнее понять, чем, скажем, сломанную ногу, но это вовсе не значит, что душа болит не так сильно.
Один из выдающихся активистов в области психического здоровья Викрам Пател (Vikram Patel) объясняет это так: «Когда ощущаешь себя несчастным, это может восприниматься как часть тебя самого или как продолжение твоего социального окружения, и применение таких биометрических ярлыков, как депрессия, например, иногда нелегко принять». Тем не менее, понимание той же депрессии как болезни, а не как личного изъяна или непоправимой ошибки для многих пациентов иногда становится первым шагом к выздоровлению. Если это болезнь, то, во-первых, нет повода себя ругать за мнимую лень и прочие надуманные недостатки, а во-вторых, ее можно вылечить. Мне кажется, ради этого стоит подумать о том, как можно избавиться от многовековой стигмы уже сейчас, чтобы открыть путь для искреннего и адекватного обсуждения.
Шаг первый: забудьте про связь психических болезней с криминальными наклонностями
Нам в среднем свойственно молниеносно строить умозаключения по поводу людей с психическими заболеваниями. Или даже еще лучше – группировать их по принципу того, к каким преступлениям они больше всего склонны. Время от времени происходят, например, такие немыслимые массовые убийства, как в Виргинском политехническом институте в 2007 году или в Перми в школе №127 в 2018. И тут же у общественности возникают вопросы: «А почему люди не знали, что у него биполярное расстройство?» или «Была ли у него/нее шизофрения?» Многие сразу делают выводы, что, мол, все, у кого есть биполярное расстройство способны выйти на улицу и расстрелять толпу людей – или что «шизофреникам» не место среди «нормальных». Сама фраза «состоял на учете в психоневрологическом диспансере» в новостных сводках рождает одновременно и панику («О нет, он был сумасшедший!»), и облегчение («А, он был сумасшедший, ну тогда всё понятно!»).
Этот ошибочный и пагубный стереотип подкрепляется еще и образами кинозлодеев с психическими расстройствами. В 2016 году, например, на экраны вышел «Сплит» (Split) М. Найта Шьямалана, и научное сообщество взорвалось праведным негодованием. Я даже переводила статью по этому поводу (там приводится заодно и хит-парад фильмов, в которых показаны гораздо более реалистичные примеры диссоциативного расстройства идентичности).
«Пора покончить с этой тенденцией связывать напрямую преступления людей с диагнозами психических расстройств, которые на самом деле не имеют отношения к криминальным наклонностям», - убежден Соломон. – «У вас может возникнуть мысль, что этот человек, скажем, убил всех, потому что был в депрессии. С одной стороны, может и правда оказаться, что этот человек был в депрессии на момент совершения убийства, но на самом деле подавляющее большинство людей с депрессией никого не убивает и даже не задумывается об этом».
Шаг второй: помните, однако, что психические болезни повышают риск суицида
Согласно исследованиям, 90% людей, совершающих самоубийство, страдают от депрессии или других психических расстройств, или от химических зависимостей в сочетании с другими психическими нарушениями. Тем не менее, этой взаимосвязи, как правило, не придается должного значения.
«В то время как ассоциация между психической болезнью и криминальными наклонностями слишком сильна, связь между психической болезнью и суицидом остается слишком слабой», - сообщает Соломон. – «У меня рождается такое ощущение, когда я читаю заметки вроде “такой-то покончил жизнь самоубийством, потому что обанкротился, и жена его оставила”. Но я понимаю: допустим, это были триггеры, пусковые обстоятельства, но он убил себя, потому что страдал от психической болезни, которая побудила его убить себя. Он был в ужасной депрессии».
И действительно, Всемирная организация здравоохранения подтверждает, что депрессия в самых тяжелых формах способна вести к суициду. Каждый год около 800 тысяч человек погибают, совершая самоубийство. Это вторая по распространенности причина смерти среди людей в возрасте от 15 до 29 лет (хоть и не все самоубийства являются следствием именно депрессии). Разве это не достаточно веские доводы для того, чтобы задуматься наконец-то о своем психическом здоровье и о состоянии своих близких?
Шаг третий: избегайте таких слов, как «сумасшедший» или «псих»
Неудивительно, что любые (компетентные) специалисты в области психического здоровья открыто порицают столь распространенные и, казалось бы, шуточные обзывательства: «псих», «ненормальный», «шизик», «идиот», «психопат», «чокнутый», «даун» - список таких стигматизирующих слов, прочно укоренившихся в нашем сознании с юных лет, можно продолжать бесконечно.
Директор Национального института психического здоровья США (National Institute of Mental Health, NIMH) Томас Инсел (Thomas Insel) предлагает думать еще шире и отказаться в принципе от словосочетания «психическая проблема». «Стоит ли нам называть рак “проблемой клеточного цикла”?» – рассуждает Инсел. – «Когда мы называем серьезное психическое заболевание “поведенческой проблемой”, это все равно что назвать рак “проблемой болезненных ощущений”».
«Пора покончить с этой тенденцией связывать напрямую преступления людей с диагнозами психических расстройств, которые на самом деле не имеют отношения к криминальным наклонностям», - убежден Соломон. – «У вас может возникнуть мысль, что этот человек, скажем, убил всех, потому что был в депрессии. С одной стороны, может и правда оказаться, что этот человек был в депрессии на момент совершения убийства, но на самом деле подавляющее большинство людей с депрессией никого не убивает и даже не задумывается об этом».
Шаг второй: помните, однако, что психические болезни повышают риск суицида
Согласно исследованиям, 90% людей, совершающих самоубийство, страдают от депрессии или других психических расстройств, или от химических зависимостей в сочетании с другими психическими нарушениями. Тем не менее, этой взаимосвязи, как правило, не придается должного значения.
«В то время как ассоциация между психической болезнью и криминальными наклонностями слишком сильна, связь между психической болезнью и суицидом остается слишком слабой», - сообщает Соломон. – «У меня рождается такое ощущение, когда я читаю заметки вроде “такой-то покончил жизнь самоубийством, потому что обанкротился, и жена его оставила”. Но я понимаю: допустим, это были триггеры, пусковые обстоятельства, но он убил себя, потому что страдал от психической болезни, которая побудила его убить себя. Он был в ужасной депрессии».
И действительно, Всемирная организация здравоохранения подтверждает, что депрессия в самых тяжелых формах способна вести к суициду. Каждый год около 800 тысяч человек погибают, совершая самоубийство. Это вторая по распространенности причина смерти среди людей в возрасте от 15 до 29 лет (хоть и не все самоубийства являются следствием именно депрессии). Разве это не достаточно веские доводы для того, чтобы задуматься наконец-то о своем психическом здоровье и о состоянии своих близких?
Шаг третий: избегайте таких слов, как «сумасшедший» или «псих»
Неудивительно, что любые (компетентные) специалисты в области психического здоровья открыто порицают столь распространенные и, казалось бы, шуточные обзывательства: «псих», «ненормальный», «шизик», «идиот», «психопат», «чокнутый», «даун» - список таких стигматизирующих слов, прочно укоренившихся в нашем сознании с юных лет, можно продолжать бесконечно.
Директор Национального института психического здоровья США (National Institute of Mental Health, NIMH) Томас Инсел (Thomas Insel) предлагает думать еще шире и отказаться в принципе от словосочетания «психическая проблема». «Стоит ли нам называть рак “проблемой клеточного цикла”?» – рассуждает Инсел. – «Когда мы называем серьезное психическое заболевание “поведенческой проблемой”, это все равно что назвать рак “проблемой болезненных ощущений”».
Если бы мы говорили о физическом здоровье так же, как говорим о психическом здоровье
Шаг четвертый: если вам комфортно говорить о собственном опыте поддержания или восстановления психического здоровья, пожалуйста, продолжайте это делать
Самозащита и самораскрытие могут быть необычайно мощными инструментами. Они помогают достучаться до людей, которые проходят через нечто подобное, а также до широкой общественности – как это было, например, с нашумевшим хэштэгом #faceofdepression (#удепрессиинетлица в русском варианте). Для многих людей это движение стало шансом наконец-то поделиться правдой о себе, найти единомышленников, почувствовать себя менее одинокими в своих страданиях. Это огромный шаг на пути к универсализации душевной боли: мы все в той или иной мере страдаем. Как говорит один из известнейших когнитивно-поведенческих психотерапевтов нашего времени Роберт Лихи: "Я не о'кей, ты не о'кей - но это о'кей". Когда мы понимаем, что кто-то еще в мире сталкивался с такими же переживаниями, с которыми боремся мы, это уже облегчает наше состояние, потому что в голове "выключается" режим изоляции, угрозы и щемящего одиночества.
Соломон считает, что людям, умеющим и готовым делиться своим опытом, непременно стоит это делать: «Самое трогательное письмо, которое я когда-либо получал, состояло из единственного предложения и пришло без подписи. Мне просто пришла открытка, в которой было написано: “Я собирался покончить с собой, но прочитал вашу книгу и передумал”. И тогда я подумал, что даже если вообще никто больше не прочтет ничего из написанного мной, я уже привнес в этот мир что-то хорошее. Очень важно просто продолжать писать об этом, потому что такие вещи имеют свойство просачиваться. Слова, из которых состоят серьезные книги, на самом деле проделывают путь до повседневных переживаний людей – по крайней мере, какая-то их часть. И тогда становится проще говорить об этом обо всём». И в самом деле, делиться собственным опытом проживания и преодоления психических недугов стало не то что не стыдно и не страшно, а достойно уважения. От себя могу добавить, что мою веру в человечество очень поддерживают такие истории.
Шаг шестой: не судите о человеке по его/её психическому расстройству
Как вам кажется, наличие опухоли или близорукости определяет человека как личность? С одной стороны, это является отражением его или ее индивидуальности. Я, например, была бы немного другой, если бы не моя миопия средней степени. Но это ведь не значит, что я хуже или лучше других людей из-за того, какое у меня зрение. То же касается и душевных недугов.
Несмотря на некоторую «размытость» границы между психическим расстройством и «остальной» частью личности, эксперты сходятся в том, что важно эту границу прояснять. Так об этом говорит Инсел: «О психических расстройствах нужно говорить так же, как о других медицинских заболеваниях. Мы в целом не позволяем физической болезни становится определяющим фактором идентичности людей, но почему-то мы с большой осторожностью делимся информацией о своем психическом расстройстве, как будто это каким-то образом отражает нашу компетентность или даже может свидетельствовать об опасности». С такой точкой зрения согласна и Каддик: «В мозгу происходит много всего, и, если что-то одно в нем начинает работать с перебоями, это не значит, что весь мозг сломался».
Напрашивается логичный вывод: нам всем необходимо избегать таких выражений, которые определяют человека в соответствии с его/её психическим состоянием. Можно, например, сказать «человек с шизофренией», а не «шизофреник», или «человек с биполярным аффективным расстройством» вместо «маньяк». Когда мы проводим это четкое разделение, мы проявляем уважение к индивидуальности, к личности. «Этим самым мы подчеркиваем, что эта болезнь не является неотъемлемой частью человека», - считает Пател. – «Это то, от чего он или она страдает, с чем живет, и само это состояние будет сильно отличаться у разных людей».
Шаг седьмой: восхитительно, какой вклад в развитие культуры и общество делают люди с психическими расстройствами
Как говорит активистка в области аутизма Темпл Грандин (Temple Grandin, про неё, кстати, снят очень трогательный фильм с Клэр Дэйнс в главной роли), «если бы не чуток аутизма, не знать бы нам телефонных переговоров». По ее мнению, техническое сообщество на протяжении всей истории человечества было заполнено пионерами своего дела с выраженным аутизмом. Эйнштейн, Стив Джобс – в своем рассказе она упоминает и тех, кого уже нет в живых, и тех, кто продолжает творить и трудиться на благо человечества.
Самозащита и самораскрытие могут быть необычайно мощными инструментами. Они помогают достучаться до людей, которые проходят через нечто подобное, а также до широкой общественности – как это было, например, с нашумевшим хэштэгом #faceofdepression (#удепрессиинетлица в русском варианте). Для многих людей это движение стало шансом наконец-то поделиться правдой о себе, найти единомышленников, почувствовать себя менее одинокими в своих страданиях. Это огромный шаг на пути к универсализации душевной боли: мы все в той или иной мере страдаем. Как говорит один из известнейших когнитивно-поведенческих психотерапевтов нашего времени Роберт Лихи: "Я не о'кей, ты не о'кей - но это о'кей". Когда мы понимаем, что кто-то еще в мире сталкивался с такими же переживаниями, с которыми боремся мы, это уже облегчает наше состояние, потому что в голове "выключается" режим изоляции, угрозы и щемящего одиночества.
Соломон считает, что людям, умеющим и готовым делиться своим опытом, непременно стоит это делать: «Самое трогательное письмо, которое я когда-либо получал, состояло из единственного предложения и пришло без подписи. Мне просто пришла открытка, в которой было написано: “Я собирался покончить с собой, но прочитал вашу книгу и передумал”. И тогда я подумал, что даже если вообще никто больше не прочтет ничего из написанного мной, я уже привнес в этот мир что-то хорошее. Очень важно просто продолжать писать об этом, потому что такие вещи имеют свойство просачиваться. Слова, из которых состоят серьезные книги, на самом деле проделывают путь до повседневных переживаний людей – по крайней мере, какая-то их часть. И тогда становится проще говорить об этом обо всём». И в самом деле, делиться собственным опытом проживания и преодоления психических недугов стало не то что не стыдно и не страшно, а достойно уважения. От себя могу добавить, что мою веру в человечество очень поддерживают такие истории.
Шаг шестой: не судите о человеке по его/её психическому расстройству
Как вам кажется, наличие опухоли или близорукости определяет человека как личность? С одной стороны, это является отражением его или ее индивидуальности. Я, например, была бы немного другой, если бы не моя миопия средней степени. Но это ведь не значит, что я хуже или лучше других людей из-за того, какое у меня зрение. То же касается и душевных недугов.
Несмотря на некоторую «размытость» границы между психическим расстройством и «остальной» частью личности, эксперты сходятся в том, что важно эту границу прояснять. Так об этом говорит Инсел: «О психических расстройствах нужно говорить так же, как о других медицинских заболеваниях. Мы в целом не позволяем физической болезни становится определяющим фактором идентичности людей, но почему-то мы с большой осторожностью делимся информацией о своем психическом расстройстве, как будто это каким-то образом отражает нашу компетентность или даже может свидетельствовать об опасности». С такой точкой зрения согласна и Каддик: «В мозгу происходит много всего, и, если что-то одно в нем начинает работать с перебоями, это не значит, что весь мозг сломался».
Напрашивается логичный вывод: нам всем необходимо избегать таких выражений, которые определяют человека в соответствии с его/её психическим состоянием. Можно, например, сказать «человек с шизофренией», а не «шизофреник», или «человек с биполярным аффективным расстройством» вместо «маньяк». Когда мы проводим это четкое разделение, мы проявляем уважение к индивидуальности, к личности. «Этим самым мы подчеркиваем, что эта болезнь не является неотъемлемой частью человека», - считает Пател. – «Это то, от чего он или она страдает, с чем живет, и само это состояние будет сильно отличаться у разных людей».
Шаг седьмой: восхитительно, какой вклад в развитие культуры и общество делают люди с психическими расстройствами
Как говорит активистка в области аутизма Темпл Грандин (Temple Grandin, про неё, кстати, снят очень трогательный фильм с Клэр Дэйнс в главной роли), «если бы не чуток аутизма, не знать бы нам телефонных переговоров». По ее мнению, техническое сообщество на протяжении всей истории человечества было заполнено пионерами своего дела с выраженным аутизмом. Эйнштейн, Стив Джобс – в своем рассказе она упоминает и тех, кого уже нет в живых, и тех, кто продолжает творить и трудиться на благо человечества.
Вдохновляющих примеров множество. Это и Никола Тесла, который воплотил в жизнь свои электрические чудеса, параллельно сражаясь с тяжелым обсессивно-компульсивным расстройством. Или эпатажный Сальвадор Дали, который, похоже, ничуть не переживал по поводу чужого осуждения его вполне очевидной шизофрении. Или Чарльз Дарвин, создававший свои бессмертные научные труды, сидя дома под давлением агорафобии и панического расстройства. Или хотя бы Майкл Фелпс, олимпийский пловец, перенаправивший в спортивные достижения последствия своего синдрома дефицита внимания и гиперактивности.
Сколько произведений искусства, книг, картин, изобретений было создано под впечатлением от пережитой депрессии, диссоциативного расстройства, шизофрении, под влиянием слышимых голосов или навязчивых мыслей! И тут уж не всегда понятно, как в «Черном монахе» Чехова, стоит ли стремиться к иллюзорной «нормальности», жертвуя даром «инаковости». Да, генетическая предрасположенность и события жизни делают некоторых из нас более чувствительными и уязвимыми, более эмоциональными, но в каком-то смысле это открывает для нас новые, неизведанные пути для реализации своего творческого потенциала.
Сколько произведений искусства, книг, картин, изобретений было создано под впечатлением от пережитой депрессии, диссоциативного расстройства, шизофрении, под влиянием слышимых голосов или навязчивых мыслей! И тут уж не всегда понятно, как в «Черном монахе» Чехова, стоит ли стремиться к иллюзорной «нормальности», жертвуя даром «инаковости». Да, генетическая предрасположенность и события жизни делают некоторых из нас более чувствительными и уязвимыми, более эмоциональными, но в каком-то смысле это открывает для нас новые, неизведанные пути для реализации своего творческого потенциала.
Финальный шаг: лучше хоть как-то об этом говорить, чем совсем не говорить
Иногда достаточно просто начать говорить – решиться и высказаться. Если вы не найдете слов для своего состояния, вы просто не сможете объяснить, что вам нужно. В каком-то смысле вы и себе не сможете честно признаться в том, что вам нужно – а значит, не сможете и поправиться.
Конечно, когда мы говорим об активизме в сфере психического здоровья, нельзя забывать о потенциальных рисках. Например, если открыто говорить о депрессии и суицидах, всегда есть шанс столкнуться с заразительностью суицидальных наклонностей и с людьми, копирующими чужие самоубийства, например. Раскрывать опыт своей борьбы с шизофренией, социофобией или зависимостью кажется порой опасным для карьеры, репутации, отношений. И это можно понять. Но сострадание требует храбрости – будь то сострадание к себе или к другим.
Самый безопасный путь – начать с малых шагов и близких кругов общения. Вместо того, чтобы вываливать всю правду-матку в сеть, можно начать с хотя бы с искреннего признания другу. Когда душа болит, не стесняйтесь поговорить с другом. Помните тот случай, когда другу было грустно, а вы его выслушали и поддержали, и ему от этого стало легче? Вот-вот. Просить о поддержке – это не просто нормально. Это, пожалуй, лучшее, что можно сделать, чтобы о себе позаботиться.
Познавательный факт: рассказ авторитетной фигуре (врачу, психотерапевту, психологу) о травмирующем событии детства или другого периода жизни в среднем на 35% снижает необходимость обращения за медицинской помощью в течение следующего года. При оказании более развернутой психологической помощи (в которой, например, пациенту дают понять, что в этом нет его вины) – на 50%.
Мне очень понравилось сравнение, которое приводил клинический психолог и директор центра Balanced Minds Крис Айронс (Chris Irons) на своем семинаре по терапии, сфокусированной на сострадании: если вы идете к кардиологу, вам, конечно, будет приятно, если врач будет вежливым, заботливым, принимающим – но все-таки вам важнее всего, чтобы это был человек, который посвятил свою жизнь изучению человеческих сердец и их лечению. То же касается и пси-специалистов: психологов, психиатров, клинических психологов, психофизиологов и представителей других смежных областей. Многим может казаться, что психолог просто слушает и кивает головой, и поэтому не видят смысла обращаться за помощью – но я в своей работе вижу многих профессионалов своего дела, которые посвящают все свое свободное время и ресурсы обучению, исследованиям, повышению квалификации. Мы все занимаемся этим ради того, чтобы облегчать страдание людей, чье психическое здоровье оказалось под угрозой. И если общими усилиями нам удастся со временем избавиться от стигматизации помогающих профессий, нам будет гораздо проще это делать.
Иногда достаточно просто начать говорить – решиться и высказаться. Если вы не найдете слов для своего состояния, вы просто не сможете объяснить, что вам нужно. В каком-то смысле вы и себе не сможете честно признаться в том, что вам нужно – а значит, не сможете и поправиться.
Конечно, когда мы говорим об активизме в сфере психического здоровья, нельзя забывать о потенциальных рисках. Например, если открыто говорить о депрессии и суицидах, всегда есть шанс столкнуться с заразительностью суицидальных наклонностей и с людьми, копирующими чужие самоубийства, например. Раскрывать опыт своей борьбы с шизофренией, социофобией или зависимостью кажется порой опасным для карьеры, репутации, отношений. И это можно понять. Но сострадание требует храбрости – будь то сострадание к себе или к другим.
Самый безопасный путь – начать с малых шагов и близких кругов общения. Вместо того, чтобы вываливать всю правду-матку в сеть, можно начать с хотя бы с искреннего признания другу. Когда душа болит, не стесняйтесь поговорить с другом. Помните тот случай, когда другу было грустно, а вы его выслушали и поддержали, и ему от этого стало легче? Вот-вот. Просить о поддержке – это не просто нормально. Это, пожалуй, лучшее, что можно сделать, чтобы о себе позаботиться.
Познавательный факт: рассказ авторитетной фигуре (врачу, психотерапевту, психологу) о травмирующем событии детства или другого периода жизни в среднем на 35% снижает необходимость обращения за медицинской помощью в течение следующего года. При оказании более развернутой психологической помощи (в которой, например, пациенту дают понять, что в этом нет его вины) – на 50%.
Мне очень понравилось сравнение, которое приводил клинический психолог и директор центра Balanced Minds Крис Айронс (Chris Irons) на своем семинаре по терапии, сфокусированной на сострадании: если вы идете к кардиологу, вам, конечно, будет приятно, если врач будет вежливым, заботливым, принимающим – но все-таки вам важнее всего, чтобы это был человек, который посвятил свою жизнь изучению человеческих сердец и их лечению. То же касается и пси-специалистов: психологов, психиатров, клинических психологов, психофизиологов и представителей других смежных областей. Многим может казаться, что психолог просто слушает и кивает головой, и поэтому не видят смысла обращаться за помощью – но я в своей работе вижу многих профессионалов своего дела, которые посвящают все свое свободное время и ресурсы обучению, исследованиям, повышению квалификации. Мы все занимаемся этим ради того, чтобы облегчать страдание людей, чье психическое здоровье оказалось под угрозой. И если общими усилиями нам удастся со временем избавиться от стигматизации помогающих профессий, нам будет гораздо проще это делать.
(с) Далай Лама