Во времена кризисов наука ведет нас к миру
Это эссе публикуется с разрешения автора в переводе Дарьи Сучилиной.
Гиперссылки сохранены в соответствии с оригиналом. Мне жаль, что в парочке мест пришлось заменить сами-знаете-какое-запретное слово. В оригинале Хайди пишет об этом прямо, но в связи с российским законодательством оставлю это слово замаскированным. Но вы знаете, о чем речь.
Что с нами происходит, когда мы чувствуем беспомощность, безнадежность и одиночество?
Мы часто паникуем и уходим в себя. Мы прячемся.
Многие из нас испытывали такие эмоции на личном уровне. Они очень мощные и травматичные. Именно такие чувства появляются, когда мы читаем новый отчет Межправительственной группы экспертов по изменению климата (IPCC) или стремимся помочь народу Украины после <спецоперации>, начатой правительством России. Но эти эмоции могут возникать и на уровне общества, как в случае с нашим глобальным осознанием климатического и экологического кризиса и реакцией на него.
В зависимости от того, как мы используем и доносим научные знания в кризисные времена, наука может либо усиливать беспомощность и лишать нас власти над происходящим, либо мотивировать нас, напоминая о наших возможностях, объединяя людей в сообщества и помогая им действовать для преобразования кризиса в новый, более безопасный мир.
Я занимаюсь наукой глобальных изменений, я ведущий автор отчета МГЭИК 2019 года и профессор. Я изучала горы на протяжении 25 лет, исследуя влияние снега на здоровье горных экосистем и, как следствие, на наше собственное благополучие. Я вижу, как меняется Земля, и разделяю беспокойство других ученых о том, что нас ждет в будущем.
Тем не менее, меня озадачивают угрозы ученых по поводу грядущих событий, не потому что этот риск нереален, а потому что эти угрозы вызывают панику и разобщенность. Я очень сопереживаю людям, особенно молодым людям, которые боятся будущего и чувствуют себя беспомощными, безнадежными и одинокими.
Чтобы сменить курс, нам необходимо позволить науке проявить себя в полную силу.
Гиперссылки сохранены в соответствии с оригиналом. Мне жаль, что в парочке мест пришлось заменить сами-знаете-какое-запретное слово. В оригинале Хайди пишет об этом прямо, но в связи с российским законодательством оставлю это слово замаскированным. Но вы знаете, о чем речь.
Что с нами происходит, когда мы чувствуем беспомощность, безнадежность и одиночество?
Мы часто паникуем и уходим в себя. Мы прячемся.
Многие из нас испытывали такие эмоции на личном уровне. Они очень мощные и травматичные. Именно такие чувства появляются, когда мы читаем новый отчет Межправительственной группы экспертов по изменению климата (IPCC) или стремимся помочь народу Украины после <спецоперации>, начатой правительством России. Но эти эмоции могут возникать и на уровне общества, как в случае с нашим глобальным осознанием климатического и экологического кризиса и реакцией на него.
В зависимости от того, как мы используем и доносим научные знания в кризисные времена, наука может либо усиливать беспомощность и лишать нас власти над происходящим, либо мотивировать нас, напоминая о наших возможностях, объединяя людей в сообщества и помогая им действовать для преобразования кризиса в новый, более безопасный мир.
Я занимаюсь наукой глобальных изменений, я ведущий автор отчета МГЭИК 2019 года и профессор. Я изучала горы на протяжении 25 лет, исследуя влияние снега на здоровье горных экосистем и, как следствие, на наше собственное благополучие. Я вижу, как меняется Земля, и разделяю беспокойство других ученых о том, что нас ждет в будущем.
Тем не менее, меня озадачивают угрозы ученых по поводу грядущих событий, не потому что этот риск нереален, а потому что эти угрозы вызывают панику и разобщенность. Я очень сопереживаю людям, особенно молодым людям, которые боятся будущего и чувствуют себя беспомощными, безнадежными и одинокими.
Чтобы сменить курс, нам необходимо позволить науке проявить себя в полную силу.
Паника
Между личной травмой и глобальной климатической травмой много общего. Мой недавний опыт в научной и академической среде был трудным, и всё же помог мне понять, что наука способна сближать людей, давать надежду и возвращать нам силы.
Мне повезло узнать о скрытом потенциале науки от студентов из коренных народов Америки, которые посещают мои обучающие курсы, и из собственного интуитивного способа заниматься наукой. Я прошла многие мили по землям, по которым не проложены дороги, годами наблюдала за горными склонами. Я ощущала яркую связь с горами и их обитателями. Мои мысли рождаются из этих переживаний и моей связи с Землей. Однако эти идеи не вписываются в культуру Западной науки, которая часто обвиняет такие переживания в недостаточной объективности и строгости и отвергает их за недостоверностью.
Эта академическая культура, которая исключает идеи и людей, идет в комплекте с привилегиями. Она ожидает по отношению к себе подобострастия. Те, кто к ней принадлежит, обязаны поддерживать тех, кто находится у власти, - выдающихся ученых, руководителей значимых институтов, а слишком часто и притеснителей - и передавать себя в услужение их повестке. Чтобы поставить под сомнение статус кво и не подвергнуть риску собственную карьеру, приходится сначала примкнуть к этой культуре, что часто оборачивается предательством самих себя.
Тем не менее, люди - каждый человек - и сам научный процесс по-настоящему для меня важны. Как мы можем действительно поддерживать друг друга своими действиями? Способствуют ли исследования значимым изменениям жизни людей к лучшему? Занимаются ли студенты изучением того, что приведет к повышению благополучия? Чувствуют ли себя преподаватели, сотрудники и студенты услышанными, готовы ли руководители и администрация поддерживать их?
Еще до 2020 года я многие годы старалась быть открытой к разным взглядам на образование, исследования и распространение научной информации. Я посвящала себя поиску новых способов преподавания, проведения исследований и вовлеченности в академическую и общественную деятельность. Я открыто заявляла о системном неравенстве в академической среде и культурных проблемах в моем институте. Итогом чаще всего становилась критика в мой адрес (как это бывает с большинством женщин, особенно с другим цветом кожи), обесценивание моей работы и, в конечном итоге, изгнание.
Когда идешь по коридору или по университетскому двору и проходишь мимо ребят, которые стараются не смотреть тебе в глаза или отказываются говорить тебе, что не так, чувствуешь себя ужасно одинокой. Еще более одинокой чувствуешь себя, когда тебя не ценят как лидера, хотя ты посвящаешь себя служению исследовательской группе и поддерживаешь тех, с кем обращаются неуважительно. Я обращалась за помощью к тем, кто заявлял об инклюзивности и равноправии. Мои просьбы остались без ответа.
Многим доводилось просить о помощи и не получать ее. В этом я не одинока. В этом тоже есть сходство с тем, как мы видим наш меняющийся мир, как мы сужаем фокус нашего внимания и критикуем тех, кто говорит свободно, чтобы легче было отвернуться и не замечать опасности, которая приходит вместе с нагреванием нашей планеты.
Пандемия дала мне возможность сбежать, спрятаться. Так я и сделала. А осенью 2020 года, когда мне нужно было вернуться к очному преподаванию и науке, меня накрыла паника.
Между личной травмой и глобальной климатической травмой много общего. Мой недавний опыт в научной и академической среде был трудным, и всё же помог мне понять, что наука способна сближать людей, давать надежду и возвращать нам силы.
Мне повезло узнать о скрытом потенциале науки от студентов из коренных народов Америки, которые посещают мои обучающие курсы, и из собственного интуитивного способа заниматься наукой. Я прошла многие мили по землям, по которым не проложены дороги, годами наблюдала за горными склонами. Я ощущала яркую связь с горами и их обитателями. Мои мысли рождаются из этих переживаний и моей связи с Землей. Однако эти идеи не вписываются в культуру Западной науки, которая часто обвиняет такие переживания в недостаточной объективности и строгости и отвергает их за недостоверностью.
Эта академическая культура, которая исключает идеи и людей, идет в комплекте с привилегиями. Она ожидает по отношению к себе подобострастия. Те, кто к ней принадлежит, обязаны поддерживать тех, кто находится у власти, - выдающихся ученых, руководителей значимых институтов, а слишком часто и притеснителей - и передавать себя в услужение их повестке. Чтобы поставить под сомнение статус кво и не подвергнуть риску собственную карьеру, приходится сначала примкнуть к этой культуре, что часто оборачивается предательством самих себя.
Тем не менее, люди - каждый человек - и сам научный процесс по-настоящему для меня важны. Как мы можем действительно поддерживать друг друга своими действиями? Способствуют ли исследования значимым изменениям жизни людей к лучшему? Занимаются ли студенты изучением того, что приведет к повышению благополучия? Чувствуют ли себя преподаватели, сотрудники и студенты услышанными, готовы ли руководители и администрация поддерживать их?
Еще до 2020 года я многие годы старалась быть открытой к разным взглядам на образование, исследования и распространение научной информации. Я посвящала себя поиску новых способов преподавания, проведения исследований и вовлеченности в академическую и общественную деятельность. Я открыто заявляла о системном неравенстве в академической среде и культурных проблемах в моем институте. Итогом чаще всего становилась критика в мой адрес (как это бывает с большинством женщин, особенно с другим цветом кожи), обесценивание моей работы и, в конечном итоге, изгнание.
Когда идешь по коридору или по университетскому двору и проходишь мимо ребят, которые стараются не смотреть тебе в глаза или отказываются говорить тебе, что не так, чувствуешь себя ужасно одинокой. Еще более одинокой чувствуешь себя, когда тебя не ценят как лидера, хотя ты посвящаешь себя служению исследовательской группе и поддерживаешь тех, с кем обращаются неуважительно. Я обращалась за помощью к тем, кто заявлял об инклюзивности и равноправии. Мои просьбы остались без ответа.
Многим доводилось просить о помощи и не получать ее. В этом я не одинока. В этом тоже есть сходство с тем, как мы видим наш меняющийся мир, как мы сужаем фокус нашего внимания и критикуем тех, кто говорит свободно, чтобы легче было отвернуться и не замечать опасности, которая приходит вместе с нагреванием нашей планеты.
Пандемия дала мне возможность сбежать, спрятаться. Так я и сделала. А осенью 2020 года, когда мне нужно было вернуться к очному преподаванию и науке, меня накрыла паника.
Мне доводилось теряться во внезапном густом тумане в тундре вдали от цивилизации, и я не паниковала. Я однажды чуть не упала под лед на арктической реке. Я чувствовала дрожь земли у себя под ногами на узком осыпном горном склоне во время камнепада. Я сидела одна в палатке, когда семеро китайских полицейских пришли сообщить мне, что мне здесь не место. Я оставалась спокойной и выкручивалась из этих ситуаций.
У себя в университете и в исследовательских сообществах, однако, я сталкивалась с такой враждебностью в свой адрес и в адрес окружающих, что я с ужасом предвкушала, что будет дальше, и паниковала.
Паника - это больно. Сердце начинает бешено колотиться, одновременно сжимаясь и разрываясь на части. Хочется бежать. Ум кричит тебе в ответ: “Будь внимательна!” Так я и делала. Я решила сместить фокус внимания на свой внутренний мир и заняться собственными изменениями.
Я договорилась о сессиях с психологом, который был еще и верующим человеком. Он подключал электроды к моей голове, чтобы регистрировать электрические сигналы моего мозга на компьютере. Обследование показало, что произошли сдвиги - такие же яркие признаки моей личной травмы, как экстремальная жара, засухи, наводнения и лесные пожары ярко свидетельствуют о планетарной травме.
Если вдруг вам интересно, у меня диагностировали вызванное работой посттравматическое стрессовое расстройство. Последствия травм заложены и в моем геноме, поскольку я ребенок родителя, пережившего войну, бомбежку родного города по приказу США и разрушение всего знакомого. Ему пришлось покинуть немецкий город Дрезден после того, как российская армия взяла его под контроль в конце Второй мировой войны.
Травматичные практики заложены в культурную среду многих наших институтов, включая академию, и отражают, как в зеркале, неблагоприятный детский опыт. Травма - это общечеловеческий опыт, вызванный нашей культурой, войнами, климатическими изменениями и тем, как люди обращаются друг с другом.
Однако существуют способы исцеления травмы.
Восстановление и воссоединение
Мой психолог рекомендовал лечение методом нейробиологической обратной связи, во время которой мой мозг учился перенастраиваться на баланс при помощи звуковых и электрических сигналов. Этот вид терапии был разработан для ветеранов военных действий. Я была в шоке от того, что мне необходимо такое лечение, но чувствовала облегчение от того, что мое состояние оказалось реальным и поддающимся лечению.
Во время сессии нейрофидбека на меня воздействовал визуальный стимул: слова “доверься Богу” ярко мигали на светящемся экране. Мой сознательный ум сопротивлялся, но мой психолог меня призывал замечать мои переживания.
У себя в университете и в исследовательских сообществах, однако, я сталкивалась с такой враждебностью в свой адрес и в адрес окружающих, что я с ужасом предвкушала, что будет дальше, и паниковала.
Паника - это больно. Сердце начинает бешено колотиться, одновременно сжимаясь и разрываясь на части. Хочется бежать. Ум кричит тебе в ответ: “Будь внимательна!” Так я и делала. Я решила сместить фокус внимания на свой внутренний мир и заняться собственными изменениями.
Я договорилась о сессиях с психологом, который был еще и верующим человеком. Он подключал электроды к моей голове, чтобы регистрировать электрические сигналы моего мозга на компьютере. Обследование показало, что произошли сдвиги - такие же яркие признаки моей личной травмы, как экстремальная жара, засухи, наводнения и лесные пожары ярко свидетельствуют о планетарной травме.
Если вдруг вам интересно, у меня диагностировали вызванное работой посттравматическое стрессовое расстройство. Последствия травм заложены и в моем геноме, поскольку я ребенок родителя, пережившего войну, бомбежку родного города по приказу США и разрушение всего знакомого. Ему пришлось покинуть немецкий город Дрезден после того, как российская армия взяла его под контроль в конце Второй мировой войны.
Травматичные практики заложены в культурную среду многих наших институтов, включая академию, и отражают, как в зеркале, неблагоприятный детский опыт. Травма - это общечеловеческий опыт, вызванный нашей культурой, войнами, климатическими изменениями и тем, как люди обращаются друг с другом.
Однако существуют способы исцеления травмы.
Восстановление и воссоединение
Мой психолог рекомендовал лечение методом нейробиологической обратной связи, во время которой мой мозг учился перенастраиваться на баланс при помощи звуковых и электрических сигналов. Этот вид терапии был разработан для ветеранов военных действий. Я была в шоке от того, что мне необходимо такое лечение, но чувствовала облегчение от того, что мое состояние оказалось реальным и поддающимся лечению.
Во время сессии нейрофидбека на меня воздействовал визуальный стимул: слова “доверься Богу” ярко мигали на светящемся экране. Мой сознательный ум сопротивлялся, но мой психолог меня призывал замечать мои переживания.
Следующие несколько месяцев стали необычайным периодом моей жизни. Это были дни, которые я проводила в одиночестве, занимаясь исследованиями на горных склонах, где Земля сливается с небом. Я чувствовала себя частью Земли, мне никогда не было одиноко. Я размышляла о том, что чувствую всё больше общности по мере того, как опираюсь всё сильнее на свои ощущения для исследования всего вокруг и доверяю интуиции.
Наука способна связывать нас с Землей, друг с другом и с высшей силой.
Примерно в это время я приняла приглашение присоединиться к программе Американского геофизического союза. Эта программа сосредоточена на общественной науке: общественные организации руководят проектами, связанными с проблемами окружающей среды в их регионах, а ученые предлагают поддержку. Мои инстинкты мне подсказывали, что это станет ключевой частью исцеления и проложит путь к науке XXI века. Общественная наука сосредоточена на локальных сообществах и коренных народах, и это именно то, как я представляла себе развитие науки.
Общественная наука признает, что все мы обладаем знанием по поводу нашего мира.
Все мы можем задавать вопросы о неизвестном.
Наука может быть объединяющим опытом, когда мы стремимся к пониманию и достижению значимых результатов, даже если желаемое благополучие, наше и наших близких, кажется недостижимым. В разгар глобальных кризисов правительства обязуются достигать амбициозных целей, но их реальные действия остаются неэффективными. Многие страдают от накапливающихся психических ран, причиненных пандемией, волн экстремальной жары, наводнений, пожаров и <спецоперации<="" span><="" em><="" u><="" a>=""> - хотя на самом деле очевидно, какие действия способны облегчить страдания.
Наука способна не только ограничить безрассудство и облегчить страдания, но еще и направлять процесс принятия ответственных решений. Определять цель науки в наших силах, чтобы она помогала нам, нашим сообществам и всему миру.
Я каждый день думаю о жителях Украины, которые оказались в бедственном положении, похожем на то, что довелось пережить моим предкам. Я думаю о жителях Афганистана, которые в августе вынуждены были бежать или остаться во власти деспотичного режима. Я думаю и о жителях России и понимаю, что большинство не выбирали эту <спецоперацию> и живут в стране, где их возражения будут разбиты вдребезги правительством, которому нет до них дела.
Трансцедентная сила науки
Войны и репрессии - это признаки дисбаланса, так же как климатические изменения. Когда мы остаемся открыты по отношению к новому опыту, мы можем смещать себя и наш мир в сторону баланса. По мере того, как наша планета нагревается, я надеюсь, что вы не будете паниковать. Вместо этого я хочу, чтобы мы объединялись. Именно благодаря науке я чувствую больше общности с людьми, нашей планетой и, возможно, с Богом тоже.
Я верю, что мы можем воспринимать науку как способ воссоединяться со Всем, что больше нас самих, и тогда мы сможем пригласить больше людей в науку вместо того, чтобы их прогонять. Наука может помочь нам найти единомышленников, силы и мир.
Когда я была маленькой, я ходила в церковь почти каждое воскресенье. Моей любимой частью службы было причастие. Это была лютеранская церковь, где всегда было в избытке финского хлеба с кардамоном, который назывался нису. Я набирала побольше нису, бегала по церковному двору, находила друзей и знакомилась с людьми. Были моменты во время службы, когда мы желали друг другу мира.
Быть в мире - это то, чего я вам желаю. Если мы позволим науке стать тем, на что она на самом деле способна, она поможет нам обнаружить наше предназначение и ценности, поверить друг в друга и заботиться о себе и своей планете.
Мира вам.
Наука способна связывать нас с Землей, друг с другом и с высшей силой.
Примерно в это время я приняла приглашение присоединиться к программе Американского геофизического союза. Эта программа сосредоточена на общественной науке: общественные организации руководят проектами, связанными с проблемами окружающей среды в их регионах, а ученые предлагают поддержку. Мои инстинкты мне подсказывали, что это станет ключевой частью исцеления и проложит путь к науке XXI века. Общественная наука сосредоточена на локальных сообществах и коренных народах, и это именно то, как я представляла себе развитие науки.
Общественная наука признает, что все мы обладаем знанием по поводу нашего мира.
Все мы можем задавать вопросы о неизвестном.
Наука может быть объединяющим опытом, когда мы стремимся к пониманию и достижению значимых результатов, даже если желаемое благополучие, наше и наших близких, кажется недостижимым. В разгар глобальных кризисов правительства обязуются достигать амбициозных целей, но их реальные действия остаются неэффективными. Многие страдают от накапливающихся психических ран, причиненных пандемией, волн экстремальной жары, наводнений, пожаров и <
Наука способна не только ограничить безрассудство и облегчить страдания, но еще и направлять процесс принятия ответственных решений. Определять цель науки в наших силах, чтобы она помогала нам, нашим сообществам и всему миру.
Я каждый день думаю о жителях Украины, которые оказались в бедственном положении, похожем на то, что довелось пережить моим предкам. Я думаю о жителях Афганистана, которые в августе вынуждены были бежать или остаться во власти деспотичного режима. Я думаю и о жителях России и понимаю, что большинство не выбирали эту <спецоперацию> и живут в стране, где их возражения будут разбиты вдребезги правительством, которому нет до них дела.
Трансцедентная сила науки
Войны и репрессии - это признаки дисбаланса, так же как климатические изменения. Когда мы остаемся открыты по отношению к новому опыту, мы можем смещать себя и наш мир в сторону баланса. По мере того, как наша планета нагревается, я надеюсь, что вы не будете паниковать. Вместо этого я хочу, чтобы мы объединялись. Именно благодаря науке я чувствую больше общности с людьми, нашей планетой и, возможно, с Богом тоже.
Я верю, что мы можем воспринимать науку как способ воссоединяться со Всем, что больше нас самих, и тогда мы сможем пригласить больше людей в науку вместо того, чтобы их прогонять. Наука может помочь нам найти единомышленников, силы и мир.
Когда я была маленькой, я ходила в церковь почти каждое воскресенье. Моей любимой частью службы было причастие. Это была лютеранская церковь, где всегда было в избытке финского хлеба с кардамоном, который назывался нису. Я набирала побольше нису, бегала по церковному двору, находила друзей и знакомилась с людьми. Были моменты во время службы, когда мы желали друг другу мира.
Быть в мире - это то, чего я вам желаю. Если мы позволим науке стать тем, на что она на самом деле способна, она поможет нам обнаружить наше предназначение и ценности, поверить друг в друга и заботиться о себе и своей планете.
Мира вам.
Доктор Хайди Штельцер живет в Дуранго, штат Колорадо, США. Она увлеченная исследовательница в сфере окружающей среды, научный сторителлер и эксперт по горам и Арктике. Она проводила множество полевых исследований в отдаленных регионах Колорадо, на Аляске и в Гренландии, изучая уникальность и ценность горных экосистем для всего мира. Доктор Штельцер - ведущий автор раздела о высокогорных регионах в отчете Межправительственной группы экспертов по климатическим изменениям 2019 года. Кроме того, Хайди входит в совет специальной группы Climate Justice and Action при международной Ассоциации контестуально-поведенческой науки (ACBS) и помогает налаживать мосты между естественными науками и науками о человеческом поведении.
https://www.heidisteltzer.com/
https://www.heidisteltzer.com/